|
Поэтому мы рассматриваем всех тех, кто в
какой-либо форме выступает за ламаркизм с его учением о наследовании
приобретенных признаков, как пособников марксизма и коммунизма,
независимо от того, делают они это сознательно или нет, ибо согласно
своему лозунгу «экономика это судьба» марксизм верит, что нищету,
слабоумие, болезни и преступность можно победить, в первую очередь, с
помощью экономических мер, но мы знаем, что в большинстве случаев они
обусловлены наследственностью, и если некритически помогать нищим,
слабоумным, наследственно больным и преступникам, как это всегда делали
христианские и социал-демократические благотворители, число этих типов
не уменьшится, а возрастет… Мы, поскольку мы знаем, что приобретенные
свойства не наследуются, и боремся против слабоумия, наследственных
болезней и преступности, исключая их носителей из процесса размножения,
являемся самыми непримиримыми противниками исторического материализма.
Поэтому возникает безнадежная путаница понятий, когда наши церковные
противники именно по этой причине обзывают нас «материалистами». Речь
идет в данном случае о широкомасштабном обмане, потому что эти круги,
которые так обзывают нас, ненавидят нас и клевещут на нас, в сущности,
лишь по той причине, что мы, в отличие от них, не смотрим на природу,
великие законы Вселенной, расу в нашей плоти и крови и на этот мир как
на жизненную сферу нашего народа как на греховные и проклятые Богом, а
наоборот, почитаем все эти вещи как свидетельства удивительной
божественной закономерности. И в этом непреодолимая противоположность
между христианством, марксизмом, иудаизмом и всеми другими учениями
переднеазиатского происхождения, с одной стороны, и нами с другой, ибо
квинтэссенция нашего учения заключается в знании того, что все идеи и
культуры связаны с физическим существованием людей определенного типа, а
не – как учат другие – с определенными методами воспитания, учебными
заведениями и системами обучения, а также не с различиями в зарплате,
экономическими принципами и средствами производства. Мы исходим из того,
что достижения человека зависят от его наследственной субстанции.
Человек может родиться гением или преступником. Из наследственного
преступника нельзя воспитать гражданина, скорее государство превратится в
вертеп, как Советский Союз. Наследственный характер ни кнутом, ни
пряником, ни Библией, ни костром нельзя заставить принять чуждое ему
учение, скорее он погибнет на костре, как немецкие еретики в Средние
века.
На этих познаниях основываются все наше понимание культуры, наш
миф чести и крови и наше расовое законодательство. Для нас нет «духа в
себе», потому что мы знаем, что и величайшие духовные достижения, высшие
формы религиозности, совершенное искусство, все прекрасное и
благородное в человеке может вырасти только из соответствующей
материальной субстанции, наследственной массы. Даже самые возвышенные
человеческие достижения имеют ценность лишь до тех пор, пока есть люди
той же расы, способные воспринимать их и подражать им. Подумайте о
музыке Бетховена. Мы называем ее вечной. Подумайте о государственном
искусстве Фридриха Великого – оно пережило поколения. Но творения этих
двух людей живы лишь до тех пор, пока есть сердца, мозги и руки,
способные их продолжать, и пока есть кровь, которая в жилах людей той же
расы, а потому единомышленников, перемещается в таком же такте и ритме.
И в тот момент, когда в мире не останется ни одного здорового арийца, а
останутся лишь дефективные и слабоумные, дух которых не дорос до
творений этих великих людей, или лишь какие-нибудь цветные, души которых
выросли из другой материи, идеи этих бессмертных практически умрут…
Но
мы не только работаем с человеком и его наследственными задатками в
плане ответственной демографической политики, мы улучшаем также и среду,
сферу человеческой жизни. Мы знаем, что человек для правильного
развития всех кроющихся в нем сил нуждается и в соответствующей его типу
среде. Подобно тому, как для нас божественное не ограничивается ни
духом, ни телом, а наличествует во всех этих проявлениях, так и
божественная власть не ограничивается для нас одним живым, а действует
во всем земном царстве, встали и камне, в любой стихии и во всей
Вселенной. Поэтому мы рады и тогда, когда можем искусно сделать из
сырого материала нужное нам орудие, радуемся всякой своей работе и
сопровождающему ее успеху, радуемся всему, что приобрели мы и накопили
наши предки, любому памятному предмету искусства и обихода, делающему
наш дом уютным. А переднеазиатское христианство в своей раздвоенности
настолько убого,
что оно и на все эти вещи может смотреть лишь с презрением и поносит их как нечто «разъедаемое молью и ржавчиной».
Мы
не боимся, что своими открытыми высказываниями вызовем у наших
прирожденных врагов еще больший ужас, еще более сильную ярость, и они
развяжут против нас крестовый поход. Когда-нибудь эта борьба приведет к
победному концу. Мы заявляем открыто: Мы любим этот мир и честно
признаем, что ничего не знаем о потустороннем мире. Что такое вообще
потусторонний мир? Мы должны заставить наших противников раскрыть свои
карты и в этом случае. Конкретно, есть две разные формы потустороннего
мира:
1) Тот, что лежит по ту сторону смерти, то, чего ни один
живой человек не пережил и не видел. Все представления о потустороннем
мире это в лучшем случае мечты, надежды и фантазии живых. А поскольку
живые люди наследственно различны, их представления о потустороннем мире
тоже самые разные, в зависимости от расы, ибо ту высшую цель, к которой
люди стремились в этом мире, они обычно представляют себе и в
потустороннем. Евреи, для которых труд – проклятие и
которые охотней
всего паразитируют на труде других народов, представляют себе
потусторонний мир как вечное ничегонеделание в лона Авраамовом.
Мусульмане, люди ориентальной и переднеазиатской рас, страстные и охочие
до чувственных удовольствий владельцы гаремов, мечтают о потустороннем
мире с прекрасными женщинами и прочими безмятежными радостями. Совсем
иное дело германцы. Когда они еще называли своего бога Одином, они были
убеждены, что вся жизнь – борьба, которая не прекращается и после
смерти, и павшие воины собирались вокруг своего бога в Валгалле, чтобы
снова сражаться с волком Фенриром и другими врагами Мидгарда. А в еще
более ранние времена, когда германцы еще не были викингами, а были
крестьянами и чтили как бога Тора, они думали, что предки уходят в
родную пашню и в курганы и оттуда помогают роду в борьбе за жизнь,
подобно тому, как мы это сегодня себе представляем, это наследственные
задатки, т. е. жизненные силы предков могут снова ожить в потомках. Но
если мы констатируем эти расовые различия представлений о потустороннем
мире, мы должны быть терпимыми и
пусть каждый спасается на свой манер и представляет себе эти вещи так, как позволяют ему его наследственные задатки.
Но
очень многим довольно того сознания, что они выполнили свой долг в этой
жизни. У них нет стремления продолжать жить как индивидуальности, они
довольствуются мыслью о том, что они распадутся на элементы своего бытия
и через землю-мать вернутся в вечный круговорот природы.
2) Но есть и
другой потусторонний мир, тот, что недоступен нашим ощущениям. Это т.
н. область сверхчувственного, как сказал бы католик,
сверхъестественного. Мы плохо представляем себе эти вещи, потому что все
наши мысли, весь наш опыт и все представления основываются лишь на том,
что уловили наши чувства за время нашей жизни и довели до нашего
сознания.
Разумеется, люди с тонкими чувствами уловят больше и будут
способны к более тонким суждениям. И каждый настоящий ариец и германец
всегда будет стремиться, насколько позволяют нам наши чувства,
проникнуть в закономерности природы в нас и вокруг нас. Но познание за
пределами наших чувств для человека невозможно. Серьезно может говорить о
сверхчувственных вещах тот, кто путает свои чувства с обманными
представлениями и галлюцинациями. Большая часть того, что сказано и
написано об этих вещах, основано на неправильно понятых и суеверно
пересказанных словах людей, помешанных на религии, на оккультизме и
прочих сумасшедших.
Для арийцев с их религиозным отношением к этому
миру, к реальности, сознание того, что мы должны сознательно
ограничиться этим миром, потому что в нем мы можем познать божественные
законы природы в целом в подходящем для нас объеме, будет возвышающим и
принесет им счастье.
Наоборот, для тех, кто бежит от мира, для
оккультистов, которые без тумана неясных понятий и представлений
чувствуют себя ограбленными, раздетыми и брошенными на произвол
«материальных» сил, такое же сознание будет потрясающим и ужасным. У
них, с одной стороны, и у нас, с другой, разные наследственные масштабы
ценностей, а поэтому и разное жизнеощущение.
Так же обстоит дело и с
нашими представлениями о Судьбе. Для восточного человека судьба это
Фатум, ее следует слепо принимать. Таковы же и христиане с их речевым
оборотом: «Бог дал, Бог взял, да славится имя Господне». В лучшем случае
христианин надеется отвести роковую угрозу молитвой. В отличие от этого
германцы говорят: «На Бога надейся, а сам не плошай».
Что вообще
означает для нас Судьба? Это не что иное, как взаимодействие и игра двух
главных сил, от которых зависит все живое: наследственного мира в нас и
мира вокруг нас. Независимо от того, пытаемся ли мы угадать будущее и
свою судьбу или говорим об уже умершем человеке, что такова была его
судьба, то, что мы называем судьбой, всегда состоит из того, что скрыто в
наших задатках, и из благоприятных или неблагоприятных для реализации
наших возможностей условий. Судьба это всегда не что иное, как результат
взаимодействия унаследованных нами от наших предков жизненных сил и
энергией и того, что является для нас препятствием или помощью со
стороны окружающих нас людей, вещей и обстоятельств. Кто-нибудь может
спросить, а в чем же роль Бога, несомненно, одного из главных моментов
Судьбы, не забыли ли мы здесь о нем? Нет, никоим образом. Еще Гете
сказал: «Чем был бы Бог, коль был бы лишь снаружи!» Божественное для нас
не имеет границ и проявляется и в наследственном, и в окружающем мире.
Никаких иных сил нет, ибо то, что не наследственный мир, это окружающий
мир, а то, что не окружающий мир, это наследственный мир. Божественное и
в нас и вокруг нас не может выражаться иначе, оно пользуется этими
двумя окольными путями жизни. Если мы это осознаем, у нас будет две
возможности принять участие в нашей судьбе. Мы можем сделать это через
законы наследственности, т. е. через выбор супружеской пары и рождение
детей. А потребность преобразовать нашу среду и устроить наш
человеческий порядок в разумном соответствии с порядком Вселенной мы
скромно называем трудом. Рождение детей и труд – это два пути
благочестия немца, я бы даже сказал, два таинства нашей религиозности.
Идя
по этим двум путям, мы можем служить жизни, чтобы наше потомство
возвышало и оздоровляло жизнь нашего народа, а наш труд улучшал
жизненное пространство нашего народа и облегчал нашему наследственному
потоку путь в будущее. Упустить эти возможности может и человек наших
взглядов, если он безответственно передаст болезненные наследственные
задатки или из эгоизма не захочет иметь детей или будет работать так,
что труд пойдет на пользу лично ему, но во вред жизни.
Но посмотрим еще дальше. Иногда один путь, если он заблокирован Судьбой, может быть дополнен и заменен другим.
И
солдат, который гибнет на фронте молодцы, без потомков, защищает своей
смертью вечность немецкого народа. И рабочий, которому его повседневный
труд не в радость, участвует в прокладке жизненного пути для нашей расы.
На эту тему есть прекрасное стихотворение «О вечном древе». Его написал
Гунтрам Эрих Поль в память о погибшем на войне добровольце Отгере
Грефе.
Боец! Ты запиши, как заповедь свою:
Был смысл в моей войне, хотя я пал в бою!
Я верю в древо, что века живет
Пусть даже буря листья многие сорвет.
Я сам такой листок! В меня попал снаряд
И я погиб: ну что ж, зато живет мой брат
И пусть погибнет он, но будет жить наш род
Постигнет листья смерть, но древо не умрет
Пусть даже от него отломит ветром сук,
Навеки сохранит оно свою красу
Погибнет ветвь одна – в том нет большой беды:
Другая принесет желанные плоды.
Погиб я молодым, нет у меня детей, –
Другие их зачнут для Родины моей.
Где жало твое, смерть? И где твои права?
Я буду жить, пока Германия жива.
Она как древо: рухнет лишь, когда
Кровь чистых немцев в ней иссякнет без следа.
И лишь с тобой, последний сын моей страны,
Умрут и те, кто не пришел с войны.
Как
видим, расовое мировоззрение рассчитано не только на здоровых и на дни
счастья, оно может служить утешением и для бездетных и для тех, кому
суждено умереть. Да, расовая религиозность может дать утешение и
наследственно
больным. Отказываясь от потомства, они приносят жертву,
предохраняют жизненный поток народа от дурных примесей и их жертва для
вечности нашего великого единокровного сообщества не менее ценна, чем
жертва тех, кто ради своего народа отказывается от личных желаний и
создает многодетную семью. Только труд и рождение детей могут сделать
личность из бессмысленно существующего индивидуума.
Но и для нас есть
люди, которых мы по праву презрительно называем «материалистами». Это
тунеядцы, те, кто живет для себя и не хочет ни работать, ни иметь детей.
Мы считаем таких людей недостойными, потому что они забывают, что долг
каждого – способствовать вечности народа. И при такой установке мы, как
расово мыслящие люди, опять-таки противостоим и христианам, и
марксистам. Для христиан нет вечности крови, для них вечен только
потусторонний мир, а совершенствование нашего мира, придание ему
гармонии и красоты, все это для христиан «преходящее», «неполноценное» и
«материалистическое». Для марксистов же реально лишь то, что полезно
для благосостояния живущего в данный момент класса как суммы всех
вовлеченных в один и тот же экономический процесс и живущих в одинаковых
условиях людей.
Марксисты тоже не думают о вечном наследственном
потоке народа, как и либералы, только последние придают больше значения
образованию людей и их участию в духовной жизни. Раса для всех для них
не играет никакой роли или играет отрицательную роль, так как она мешает
классовой борьбе, мировой культуре, вечному блаженству или созданию
экуменической или католической мировой церкви. Марксисты и либералы
радуются, когда клерикалы и философы употребляют выражение «расовый
материализм» как тяжелую артиллерию для борьбы с растущим расовым
сознанием и особенно с его влиянием на политику, науку и мировоззрение.
Для
нас важен не индивидуум сам по себе и его индивидуальная душа тоже не
вечна. Для нас скорее вечен наследственный поток, способная создавать
все новые формы субстанция и материя Вселенной и природа с ее священными
законами и правилами. Поэтому для нас с нашими германскими, расовыми
критериями ценностей христианство и марксизм, которые служат преходящим
целям, как раз и представляются «материалистическими мировоззрениями» в
вышеописанном смысле слова. Они служат отдельной личности, которую хотят
противоестественным образом оторвать от семьи, народа и расы и
использовать в своих интернациональных целях.
Каждое из этих двух
учений по причине лежащего в их основе дуалистически-переднеазиатского
отношения к жизни берет под защиту лишь одну сторону индивидуума,
христианство – индивидуальную душу и ее не зависящее от качеств народа и
расы спасение в потустороннем мире, марксизм – тело в этом мире, как
можно большее счастье как можно большего числа живущих в данный момент
людей и преодоление расовых границ, возникших из-за неравенства условий.
Примечательно,
что основатели и главные апостолы обоих этих учений вышли из еврейской
среды, ведущей многотысячелетнюю мировую войну против арийцев.
Подведу
итог. Мы видели, что слово «материализм» имеет совершенно разные
значения в зависимости от того, кто его употребляет. Поскольку в
немецкий словарь вошли и слова, наполненные христианским или
марксистско-либеральным смыслом, злоупотребление неверными терминами
может внести крайнюю путаницу. Поэтому нам лучше по возможности не
употреблять слово «материализм». С другой стороны, если его используют
наши враги, мы не должны этого пугаться.
Этот упрек со стороны
христианской реакции трогает нас так же мало, как в старые времена не
оскорбляло то, что немецкие реакционеры-националисты обвиняли нас в том,
что мы «коммунисты» только потому, что мы всерьез воспринимали
социализм. Главное для нас, уяснить для самих себя, кто мы и чего хотим.
И если в будущем друг или враг назовет нас «материалистами», мы должны
ответить ему со всей ясностью. Если это будет христианин. Мы ответим: А
как быть с христианской догмой о воскресении во плоти? Если вы верите,
что в вашем потустороннем мире воскреснет плоть, разве это не еще
больший материализм, выражаясь вашим собственным жаргоном? И второе: как
быть с воздаянием индивидуальной душе в потустороннем мире? Если
христианин надеется, что его душу вознаградят в потустороннем мире за
измену Родине, то это самый грубый материализм. Либералу же мы ответим:
Если мы, в отличие от вас, внушаем каждому с юности, что он один –
ничто, что его жизнь
обретает смысл только в служении своему народу, и
ты называешь это «материализмом», налицо безнадежная терминологическая
путаница.
И наконец, если человек из наших рядов будет говорить нам
глупости о расовом материализме, мы скажем ему: Разве ты не знаешь, что
ты сам сделан из немецкого наследственного материала и когда-нибудь
будешь похоронен в немецкой земле? И ты больше всего унижаешь самого
себя, когда презираешь «материю». Разве ты не знаешь, что величайшие
немцы, Бетховен и Гете, Майстер Экхарт и Фридрих Великий, Дюрер и Ницше
черпали свои мысли из своей «материи», которая и сегодня составляет
жизненную силу немецкого народа? Разве ты не знаешь, что земля, на
которой мы стоим, солнце, которое нам светит, и звезды, которые
открывают нам законы бесконечной Вселенной, подчинены законам материи?
Так не будь глупцом и относись с почтением к материи, которая не менее
божественна, чем твой дух и представления людей, которыми ты так
гордишься…
…Не думай, что ты станешь менее благочестивым, если глубже познаешь естественные закономерности Вселенной.
Это
делали все великие арийцы, в том числе Дарвин и Геккель. Это только для
восточных людей тайны, оккультизм и мистическая полутьма – предпосылки
религиозности. Религиозность нордического человека действия стремится к
яркому свету и живет в познании, которое одно лишь делает возможным наше
успешное служение жизни нашей расы.
Чтобы показать вам на примере, что такая религиозность действительно есть, я закончу следующими стихами:
Безграничный Ваш Бог в каких-то высях отдаленных,
И надо умереть для встречи с ним,
А наш – в лесах и на лугах зеленых,
В зиме и лете, в том, что мы едим.
И мы его повсюду ощущаем,
В стихиях, в детях – безграничен он
Нигде огонь – мы это точно знаем –
Не вспыхнет, обойдя его закон.
Его наш мир являет ежечасно,
Ему совсем пророки не нужны,
Смерть, жизнь и травы все ему подвластны,
Целебные и те, что ядами полны.
От звезд несчетных на небе бездонном
До самых мелких из микрочастиц,
И боль, и смех – все говорит о том нам,
Что нет у Бога никаких границ. | |
